Цвет боли: черный - Страница 104

К оглавлению

104

Смех сквозь слезы, в таком виде дальше первого полицейского точно не уйти. Вангер приказал:

– Эмиль, проводи девушку.

Полицейский кивнул:

– Такую? С удовольствием.

– Эй, только не приставай, она драться умеет, – откликнулся Том.

– Я отвезу, ребята, – отозвался Петер, – но придется идти к большому причалу. – Ты как, идти сможешь?

– Да.

Я старательно не смотрела на Ларса, просто не могла представить, что ему говорить. Он окликнул сам:

– Линн…

Понадобилось глотнуть, чтобы суметь произнести хоть звук.

– Ларс, спасибо, что принял участие в освобождении.

Он нахмурился:

– Не то.

А я вспомнила еще одно:

– Анна-Паула умерла у меня на руках, ее ранили, истекла кровью, а врача никто не вызвал.

– Знаю, ее труп нашли.

– Я не могла ей помочь, Ларс.

– Я не об этом.

– Да, а Инга вовсе не слепа, ей восстановили зрение в обмен на молчание…

– Линн, я о тебе.

– Прости, устала… очень…

Я взяла Лукаса под руку:

– Пойдем отсюда.

Я уходила с Лукасом, даже не оглянувшись на Ларса.

Конечно, можно бы помыться в замке, отдохнуть, набраться сил, но мне не хотелось сейчас принимать помощь от Ларса. Как сказала Маргит? «Ларс ничей, был, есть и будет»? Пусть будет.

Я тихонько прикоснулась к животу, впервые за последнее время разрешив себе вспомнить, что внутри меня. Ничего, малыш, мы с тобой пережили такой кошмар, какой и не снился никому другому, мы сильные, со всем справимся, даже с необходимостью жить без Ларса. Мне не нужна его жалость, если нет любви.

Я доказала все, что хотела доказать, нашла Маргит и даже с помощью подруг связала ее, отомстила Белому Медведю, убедилась, что Анны-Паулы больше не существует…

Вранье, ничего этого я доказывать не хотела, просто так получилось. Доказала я только одно и самой себе: что я могу многое и многого стою. Я не героиня, но и голыми руками меня тоже не возьмешь, одни навыки крав-мага чего стоят!

Обязательно нужно продолжить тренировки. Вот рожу, и снова займусь.

Габи и Тина, конечно, попали в больницу. Тине сделали операцию, собрав челюсть, а Габи предстояло лечить отбитую почку, поврежденный желудок и множество ран на теле.

Бергман разрешил Вангеру и Фриде меня пока не опрашивать, дать время прийти в себя. Все и без того было ясно, а до суда еще далеко.

Я рассказала Вангеру и Фриде все, что услышала от Маргит. Вот пример того, что молчать нужно до последнего, Маргит никак не могло прийти в голову, что та, которой оставалось жить считаные часы, выберется из этого кошмара и поведает обо всем. В общем-то, они уже все понимали и так, но точки над «и» поставить никогда не лишне.

По поводу Хозяина Вангер обнадежил:

– Ничего, эти расскажут все, когда прижмем. И не таких раскалывали.

Вангер ошибся, потому что у Хозяина были свои люди и в полиции тоже, урода, оставшегося после штурма дома живым, через неделю нашли в камере мертвым. Никто ничего не видел и не слышал, умер от воздушной эмболии, потому что в его сонную артерию каким-то образом попал воздух. Только профессионал смог бы ввести воздух точно в сонную артерию и достаточно быстро. Несколько кубиков просто в вену могут не стать смертельными, а вот в сонную артерию… Тот, кто уколол, хорошо знал, что сделать и как.

Улоф лежал в реанимации, но это не результат моего броска ногой, когда Белого Медведя пытались развязать и надеть наручники, очухавшийся бандит показал свою силу и в результате перебрал головой ступеньки лестницы. Помимо свернутой челюсти и сломанного носа, у него теперь имелось сильное сотрясение мозга и несколько швов на голове. Он ничего не мог поведать о своих подвигах.

Но это не все, больше не было и Маргит. В тюрьме она молчала, категорически не желая произносить ни слова. А потом ее нашли в камере без признаков жизни – сильный яд, смертельная доза. Откуда, ведь она сидела в одиночке и была под наблюдением двадцать четыре часа в сутки?

Хозяин сумел замести за собой следы.

Но это произошло позже, а до того случилась трагедия у меня самой…

Рассвет

Я не желала общаться ни с каким психотерапевтом! Не желала вспоминать вообще ничего из того, что было. С трудом сдерживаясь, чтобы не заорать: «Да оставьте меня в покое!» – вежливо улыбалась, демонстрируя неимоверно фальшивый оптимизм.

Но врач все поняла сама:

– Вы беременны, а потому не желаете думать ни о чем, кроме своего малыша?

– Вот теперь вы меня поняли правильно! Не хочу…

В голосе такая мольба, что она рассмеялась:

– Хорошо, я напишу заключение, что вам требуется только отдых. Езжайте куда-нибудь: море, теплый песок, пальмы, солнце…

От этих слов у меня все перевернулось. Знала бы, что советует! Море, солнце и песок Дубая у меня уже были, хватит. Я в Швеции жить хочу, со снегом, ранними сумерками и пасмурной погодой, но только безо всяких Анн, Паул, Маргит и всех остальных, вместе взятых. А без Ларса просто придется.

– Ничего подобного, доктор! Лекции, семинары, сидение за компьютером допоздна. Только так можно излечиться от ужасов пережитого. Я отстала и жажду наверстать упущенное. Можно?

Врач вздохнула:

– Ну, если вам так легче…

– Конечно, легче. Я не хочу ничего обсуждать или вспоминать. Хочу одного: вернуться в нормальную жизнь, осознать, что она вообще возможна. Разве я прошу столь многого? Вымыться, выспаться в человеческой постели, а не на куче тряпья, не чувствовать тошнотворного запаха крови и не бояться, что сейчас потащат на дыбу. Хочу поверить, что люди вокруг не убийцы и не насильники, что в подвале нет пыточной, что, закрыв глаза, я не открою их снова в том кошмаре. Это трудней всего, не мешайте мне. Все, что могла, уже сказала.

104